Осенью прошлого года во время деловой поездки в Нью-Йорк меня пригласили на новогодний (по иудейскому календарю) праздник в театральный зал «Миллениум».
Открывая вечер, на котором присутствовало много иммигрантов из бывшего СССР, ведущая сообщила, что в зале находится создатель и главный режиссер Камерного еврейского музыкального театра Юрий Шерлинг, то есть я. И двухтысячный зал встал. Зрители аплодисментами заставили подняться на сцену. Поблагодарив их за память, я сел к роялю и, аккомпанируя себе, спел композицию из старых еврейских песен. Пел бы еще и еще, но слезы душили: без малого четверть века минуло с того дня, когда после моего изгнания из театра он вскоре духовно, а затем и физически умер, но люди продолжали помнить о нем. В антракте зрители окружили меня. Расспрашивали о моей судьбе, о семье, сетовали на то, что возродить театр не удается. Говорили о неоценимой роли, которую сыграли его спектакли в их поединке с советскими властями за свободную, достойную жизнь, за право самому выбирать страну проживания. А молодые, никогда не видевшие наших спектаклей и знавшие о них лишь от старших, интересовались, где можно прочитать о театре, его спектаклях, артистах... Нигде! И я понял, что рассказать об этом театре, сохранить в истории истинный подвиг его коллектива в темные времена советского тотального антисемитизма, когда творческая индивидуальность была строжайшим табу, о людях, переживших «одиночество в толпе», — мой священный долг. И я решил исполнить его, написав эту книгу.